МОРДХАЙМ. Дневник наёмника.
Часть четвертая. Подготовка к смерти.
Я схватил Хакенбюш (мы всегда вместе), быстро спустился вниз. И замер…
Они напали одновременно: две волны, две древних магии, с которыми сражаться невозможно. Одна из них ударила в глаза горячей сталью, разбрызгала в моём мозгу оранжевые искры, и завертела их в спираль, всё больней и больней ввинчивающуюся в ослеплённые зрачки.
Другая – неизбежной лавиной хлынула в ноздри и стала хозяйничать, сводя с ума таинственной, загадочной смесью чудесных запахов жареного лука, тушёного мяса, копчёной рыбы, мёда, приправ и горящей сосновой смолы.
Я стоял, зажмурившись и затаив дыхание. Боялся испугать какое-то детское, наивное блаженство, оставленное мною в родных краях…
Тихий, царапающий смех уничтожил нежный фантом, сотканный из солнечного света и благовоний. Я открыл глаза и увидел Безухого, «смущённого» моим преглупейшим видом. Ржаной сноп света ударял в его лысину, создавая божественное гало вокруг обезображенного черепа. Довольная раскрытая пасть являла нагроможденье медвежьих клыков, обрамлённых синющими рубцами, похожими на губы. Всё это добавляло ему столько «святости» и «благородства», что я не удержался и захохотал. Урча и вздрагивая, всяк на свой лад, мы прошли в залу и уселись за стол. Трактирщик махнул слуге, смолк и опустил глаза…
Ждём, когда подадут.
Я занялся изучением обстановки. Камина или печи не было: обходятся теплом, идущим с кухни, значит зимы здесь мягкие. Стены и потолки обшиты тёмным деревом, что создавало ощущение уюта. И тесноты, пожалуй. Два больших окна – источник живого дневного света. Напротив – стойка, «кафедра» Безухого, правее – лестница наверх, в мою «обитель». Столы. Стулья. Всё сделано из того же тёмно-коричневого дерева – эбонитовой сосны, пращура здешней природы. Массивность перекрытий, крепко подогнанная обшивка, теснота, скрип лестниц и дверей: кабак невольно напомнил кубрик корабля – стремительного морского разбойника, волей несчастного случая выброшенного на берег в двух милях от смертельных развалин Мордхайма.
Подали мясо, хлеб, эль. Всё съел – мгновенно и без остатка. Повинуясь голоду, хотел было разгрызть и кость… но удержался, не стал шокировать публику. Безухий терпеливо ждал. Наконец, увидев, что я закончил, буркнул себе под нос:
- Так, значит, Скюдери в городе? И ты с ним знаком. Хорошо. А тебя как звать прикажешь?
- Хм.... Хм.... Ну, Мориц (придумал на скорую руку). Мой конь в порядке?
- Ну, Морец, твой конь и твоя задница всегда будут в порядке, пока ты постоялец Безухого и пока платишь, конечно. А там, - он махнул в даль, - ты уж сам за собой приглядывай.
Опять осклабился. Сам цену не называет. На «здешних» это не похоже. Темнит?
- Мориц. М-о-р-и-ц. Ты не назвал цену.
- Цена? Хе-хе… Разве так уж важно? Для друга-то господина Скюдери?
Везёт мне на собеседников – один заядлый болтун, другой заправский шут.
- Что ж, давай прикинем. Для коня – тёплое стойло и хороший корм. Для тебя – чистая постель, гарантия сохранности твоего барахла, еды сколько хошь. Девок считать не будем, девки – отдельно. Итого двадцать пять золотых… В не-де-лю. Не спеши!, – поднял ладонь, увидев, как я подскочил на месте. – Не спеши, приятель!
Он посмотрел мне в глаза, поднес указательный палец к пустой глазнице:
- Я ведь всё вижу, Мориц. Ты, наверное, решил: ”Вот сидит одноглазый, изувеченный, тупой ублюдок, ничего обо мне не знает, хочет ободрать как липку.” Да? Хе-хе…
Дешевле – в каком-нибудь дырявом шалаше, у сточной канавы. Сам построишь, если место найдешь: видал, что в городе творится? Ты думаешь, один здесь такой, приключений на свою ж… искать приехал?! Погоди, погоди… Успеешь сказать… Я ведь всё вижу, приятель - глаза тебя выдают. Странно одет, скуп на слова, аркебуз (бедный Хакенбюш аж фыркнул от возмущения!) твой редкость большая для этих мест… А всё одно, за камушком “нашим” приехал. Не моё дело, конечно, но только здесь и делать-то нечего, как чёрный камень из Проклятых Руин добывать.
Да и не станешь ты у канавы ночевать. Не привычный ты по бродяжьи жить. То-то, приятель. Поступай как знаешь, решай, но прежде…, - тут он заговорщицки придвинулся, собираясь раскрыть страшную тайну:
-Есть одна вещь, которую получить очень сложно. За неё ты заплатишь гораздо больше денег, ты будешь буквально сорить деньгами, но всё без толку! Информация. Да, не выдумки пьяного солдата, в которых он нехотя даёт пинка матёрому вампиру. И не болтовня обманутой бабы, выдающей обрюхатившего её мужика за мерзкого мутанта. А настоящая, надёжная информация. Ты меня понимаешь? Коль не дурак – поймёшь!
Ну уж, кем-кем, а дураком я себя точно не считал, прекрасно сообразив, что сей “благодетель” собирается поступить со мной именно как с той несчастной липкой. Сразу вспомнил предупреждения милого старика Скюдери. Итак, 25 крон в неделю? Баснословная цена!
- Расскажешь мне о городе?
- Ха-ха-ха. Значит по рукам? Соображаешь! Парень ты не глупый, я сразу заметил!
- Да и ты не простак.
- Это точно. Марта! Подай нам два больших медовых!
Рассказ Безухого в известной степени дополнял услышанное мной от купца, но кое в чём и опровергал его. Торговец, например, весьма тепло отзывался о своих земляках мариенбургцах. В его устах отряды из Мариенбурга, прибывающие к Мордхайму под покровительством некой таинственной леди Магретт, выглядели проводниками великой миссии - не больше, не меньше. Миссия заключалась в уничтожении одной из противоборствующих сторон, так называемых Сестёр Зигмара - фанатичных, ортодоксально настроенных колдуний, вещуний, ведьм, наводящих порчу, чуму и голод на мирное население.
В трактовке Безухого всё выглядело иначе. В его понимании если уж кто и был достоин уважения среди всех группировок, стремящихся овладеть частями филосовсого камня, то именно Сёстры, носившие имя своего божка на знамени, на устах и в сердце. Безухий утверждал, что если основной задачей “идейных банд” был приход к власти их покровителей, то Сёстры желали лишь собрать колдовские осколки и захоронить их в недрах катакомб своего монастыря, избавив мир от ужасов и проклятий Мордхайма.
“Идейными бандами” трактирщик называл «голодранцев» из Мидденхайма (сильные и жестокие убийцы), воинов-профессионалов из Рейкланда, «роскошных индюков» из Мариенбурга (неплохие стрелки), фанатиков Ордена Тамплиеров (называют себя «Охотники на Ведьм», люто ненавидят колдовство и магию).
Все они стоят укреплёнными лагерями под Проклятым городом, в Хоффе бывают лишь по нужде. Здесь же, в городе, находятся “независимые наёмники”, объединённые лишь жаждой наживы, никому, кроме своих командиров не подчиняющиеся. Всякий сброд, вообщем.
Безухий рассказал о том что в городке процветает тайная торговля трупами. Кто-то разрывает свежие могилы, либо убивает бездомных бродяг. Скупают их якобы вампиры – для оживления, а может и не вампиры, а кто-то другой – для обрядов чёрной магии.
О том, что творится в самом Мордхайме трактирщик говорил скупо и неохотно, повторяя то и дело “сам пойдешь и узнаешь”. К словам Скюдери ничего интересного не добавил. Окончив речь, Безухий встал, попрощался и ушёл, сославшись на дела: «За один раз всего не расскажешь, увидимся, приятель».
Я решил отправиться в город. Коня брать не стал – пусть отдыхает. Пошел наугад, к торговой площади. Там стал расспрашивать, не набирают ли в какой отряд добровольцев. Когда понял, что от меня шарахаются, и не хотят говорить, поступил иначе. Разглядел в толпе грязного, оборванного мальчугана-воришку, схватил, выдернул из толпы, пригрозил, что отрежу уши, если будет молчать и спросил, где мне найти головореза по прозвищу Лемке. Того самого, который упыря на площади зарубил. Малец сказал, что знает, согласился за медяк отвести. Ну что ж, чем не вариант? Веди! Проплутав по закоулкам около получаса, паренёк вывел меня к обычному жилому дому, сказал «здесь!», вытребовал свой законный медяк, и бросился назад к рынку обирать карманы сограждан.
У входа в дом стоял кривоногий тощий субъект среднего роста. Выглядел ушастик весьма забавно: из доспехов, лишь легкий нагрудник, но вооружен до зубов. На портупее висел палаш в кожаных ножнах, тут же кинжал размером с тесак, в руках - чекан на длинной круглой рукояти, чуть пониже притаился «засапожный» нож. Рядом стояла алебарда с садистским кривым остриём, очевидно предусмотренным для намотки кишок и прочих внутренностей. Ловко поигрывая «молоточком», охранник (так надо полагать) посмотрел на меня холодными глазами убийцы. В упор. Хакенбюшу это не понравилось, он предложил стрельнуть. Я предложил ему заткнуться и не вмешиваться: тоже мне, дипломат нашёлся.
- Меня зовут Мориц. Хочу поговорить с Лемке. Он ваш командир, так?
- Проваливай к лешему, никаких лемок, здесь нет.
- А кто есть?
- А кто тебе нужен?
- Нужна хорошая компания. Настолько хорошая, чтобы смогла пройти по карте в Мордхайм (я похлопал по груди - карта там, за пазухой) и найти кое-что для меня.
Ага. Глазки сразу потеплели.
- Покажи карту.
- Нет, только ему, Лемке.
- Подожди здесь - он скрылся за дверью. Потом вдруг выглянула его голова и сказала тонким голоском, - А коли соврал, лучше уноси ноги, - и опять исчезла.
Да уж, напужал! Хакенбюш, а Хакенбюш, ты не обмочился со страху? «Тьфу, я тебе сразу сказал – отстрелить ему яйца, и вся недолга». Уж больно ты прямолинейный, старик. Чуть что, сразу «отстрелить». Нет, с людьми нужно уметь по-хорошему ладить. «Да ну тебя к чёрту! Щас узнают, что ты их с картой надул, распорют тебе вот этой алебардой брюхо «по-хорошему», умник». Не распорют – ты-то у меня на что…
(Продолжение следует.)
Отредактировано Yvesthael (2009-04-29 18:59:04)