Путь мертвых

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Путь мертвых » Ваши проблески болной фантазии) » Творчество Велького Прозаика в лице меня


Творчество Велького Прозаика в лице меня

Сообщений 1 страница 11 из 11

1

"Фаоильтиарна"
Данное произведение написано
под впечатлением от цикла романов
Анджея Сапковского «Ведьмак» и не 
является нарушением авторских прав.

   
  Я плохо помню свое детство. Впрочем, это не удивительно - постоянная борьба за выживание не способствует хорошей памяти.
  Конечно, были моменты, которые я помню до сих пор и, наверное, буду помнить всегда. Например, день, когда мы не смогли отступить все вместе. В поселении остались немногие воины - остались на верную смерть, прикрывать бегство остальных через подземный ход... Тогда я впервые испугался отца - испугался пустоте в его глазах, равнодушной пустоте, которая была смертью... Я не испугался и, в общем-то, не удивился, когда увидел его мертвое тело на развалинах стены: мы вернулись обратно через два дня. Помню такую же пустоту в глазах матери, когда его хоронили. Она не плакала.
  "Слезы ничего не изменят", - говорила Эстаэль. - "Слезы - это слабость. Время для слабости есть у Dh'oine. А у нас, его нет".
  Никто не плакал. Мать вытащила из ножен свой меч и поклялась при всех, что будет сражаться с Dh'oine, пока не останется ни одного из них... Хотя то, что она сказала, трудно назвать клятвой.
  Еще я помню, как однажды Эстаэль нашла долину в горах - необитаемую, никому не известную долину. Мы жили там почти четыре года, пока долина не была обнаружена Dh'oine. За эти четыре года я научился стрелять из лука... Но это неважно. Неважно, что я тогда впервые убил Dh'oine. Это - война. Я не хочу про это вспоминать.
  За эти четыре года я понял, что обозначается словом "стабильность". Я научился дружбе и пению - и неважно, что мы бегали по лесу с деревянными мечами; неважно, что мы пели воинственные песни, не понимая их значения... Эстаэль стала учить меня играть на лютне, Иланти - языку леса и началам магии... И всё было бы хорошо, если бы не мать. Ледяная пустота так и не покинула ее глаз. Иногда - когда она смотрела на меня - ее глаза на мгновение оживали, становились добрыми и теплыми - но только на мгновение. Тогда я не понимал, почему. Почему те, кто старше меня едва на два-три года, отворачиваются, когда мы веселой ватагой мчимся мимо. Что имеет в виду Эстаэль, когда грустно говорит  "Ты - единственный"... Она могла предвидеть будущее.
  Вечером того дня, едва стемнело, я, прячась в кустах, подобрался совсем близко. Стрела шелковистой змейкой скользнула в мои пальцы, тетива ласково коснулась щеки... Ярко-красный профиль поверх блестящего в звездном свете наконечника... Рука сама спустила тетиву.
  Иланти рассказывала мне про грибы, которые нельзя есть - их яд убивает почти мгновенно... Наутро Dh'oine обнаружили тело часового, долго ругались на своем каркающем языке - насколько я понял, решили возвращаться за подмогой. Потом они позавтракали. Они все были в доспехах, тогда я не смог бы даже сдвинуть с места никого из них. Я не стал их хоронить.
  Дольше всего я плакал над могилой моих сверстников. Я знал, что это слабость, что это недостойно, но не мог удержаться. Я был совсем молод тогда. Потом был долгий путь по лесам, мимо человеческих поселений, подальше от дорог и крупных городов... Меня подобрали дриады.
  Десять лет спустя я пришел в Доль Блатанна. Там я научился владеть мечом - впрочем, не только им, увы... Энид научила меня пользоваться магией для исцеления - я не успел узнать ничего больше. Впрочем, мне этого достаточно. Именно тогда интенсифицировалась война с Dh'oine. Мы участвовали в битве за Содден - общеизвестно, тот бой был проигран. Мы успели только отступить. Я говорю "мы" - имея в виду тот отряд, который сплотился вокруг меня. Дети... Несчастные дети. В них я видел себя. Пусть я старше чуть ли не вдвое - мы вместе; мы - единое целое.
  После Соддена мы стали скоя'таэлями, и Dh'oine теперь хорошо знают эльфа по имени Фаоильтиарна.

  *Dh'oine (эльф.) – человек, люди.

Отредактировано Yvesthael (2009-06-10 16:04:23)

0

2

МОРДХАЙМ. Дневник наёмника. (До адаптации под мой здешний образ :))

- А, старьёвщик, я ждал тебя. Пойдем наверх.
  Мы зашли в комнатушку на втором этаже. Скромно (если не бедно) обставленную, с налётом беспорядка - жилец куда-то торопился, когда покидал свои «апартаменты», - Вот, можешь взять всё, что желаешь, только побыстрее. Комната пустует уже вторую неделю, а постоялец заплатил только за одну. Не вернётся.
- Из этих? - спросил я, махнув рукой в сторону проклятого города.
- Да, наёмник. Ушёл в позапрошлую пятницу утром, и с концами. Я пытался навести справки, но, похоже, никто из отряда не вернулся. 13 человек! Может в засаду попали, а может друг друга перебили, – кто их знает, головорезов этих… Начинай, у меня на эту берлогу очередь на год вперёд. Ха-ха!
  Я наспех погрузил в повозку вещи пропавшего засранца (чтоб ему на том свете… ничего ценного!) и тронулся в путь. Лошадь, пожилая кобыла с косыми глазами, знала дорогу и нехотя поплелась домой.
  Улица поднималась на холм. Ещё немного и вдалеке, по левую руку, откроются закопченные развалины Мордхайма – некогда огромного и богатейшего города, предмета гордости всей Провинции и зависти её врагов. Теперь - это царство хаоса, кровавая арена, где среди пепелищ и бездонных расщелин живые и мертвые, отверженные и святоши, воры и праведники делают общее дело – режут друг другу глотки за осколки чёрного камня.
  Я посмотрел вдаль…И все равно, он был прекрасен, этот обугленный осколок роскошного мира. Наполовину разрушенные дворцы и храмы, покосившиеся башни, упавшие в реки мосты, казалось, навсегда сохранили отпечаток гения зодчих и мастеров, а ещё больше – немалых состояний, ушедших на создание сказочного рая, каким город казался ещё пару лет назад. Комета не смогла стереть Мордхайм с лица земли полностью. Молот Святого Зигмара уничтожил гнездо разврата, но оставил на его месте роскошную антикварную приманку для тысяч и тысяч глупцов-мародёров, желающих «прикарманить» драгоценность, не заплатив ничего. Но плата есть – жизнь (О, как это похоже на наших Богов!).
  Наш небольшой городишко, некогда удаленный пригород Мордхайма, переполнен. «Охотники», не подозревая, что их ждет неминуемая смерть, прибывают и прибывают. Их единственная цель - Философский камень, осколок кометы, порождение страшного гнева Зигмара. Камень с необъяснимыми свойствами излечивает тебя или делает уродом, даёт власть или превращает в раба. Он дороже золота и намного дороже человеческих судеб, ибо на одном лишь осколке этого камня – кровь десятков людей и нелюдей, сражающихся в отрядах Наёмников, Скавенов, Мёртвых, Одержимых… вооруженных до зубов подонков, насильников и убийц самых разнообразных вероисповеданий, самых экзотических рас.
  Приехали. Лошадь заржала, требуя немедленно отвести её в стойло и дать отборного овса.
- Ещё чего! Забыла, что твой хозяин - старьёвщик? Ничего, как-нибудь обойдешься открытым небом и прелым сеном, старая кляча. Прихватив из повозки свою сегодняшнюю добычу, я прошёл в лачугу. Бросил тряпьё в угол – разберусь потом, а сейчас - горяченького. Ну, чем побалуешь себя, дуралей: сыромятным ремешком или копчёной крысой? Чем запьёшь: тухленькой дождевой водичкой, а может – чаем из сушеного дурмана? Запасы кончились. Скоро начнётся голод. Торговля тряпьём вроде идёт не плохо, но город переполнен, продовольствия на всех не хватает. Спекулянты взвинтили цены на всё съедобное и малосъедобное. Чтобы заработать на кусок хлеба у меня уходит два дня торговли. Что делать дальше? В отряд наёмников? Не возьмут. Не умею сражаться, слишком стар, трусоват… Я закурил своей травки, чтобы прогнать голод, от нечего делать придвинулся к куче изношенной одежды на полу и стал рассматривать.
  Улов состоял из красно-коричневой шерстяной накидки (неплохая вещь – оставлю), дырявой длинной кожаной куртки, пары изношенных сапог, пары нательного белья, отвратительно пахнущей (это в моей-то норе!), широкополой шляпы, истрепанной пухлой книженции (бумага неплохая – на самокрутки в самый раз) и внушительного мотка разнообразных ремешков, кусков кожи, пуговиц, прочных ниток, металлических застёжек, в общем, всего того ненужного хлама, что остаётся после ремонта амуниции и хранится на всякий случай. Да, дела у парня шли неважнецки. Что с ним теперь? Лежит, небось, обглоданный крысами, да ещё без башки… А приехал-то, явно издалека, в наших краях такой одежды никто не носит. Да и чёрт с ним, ну-ка, посмотрим, что это за книженция такая. Гм. Гм. Гм. Батюшки! Да это не книга, это дневник! Тот, кто делал записи, обладал четким, каллиграфическим почерком, и я едва открыв книжку, поначалу решил, что это просто необычный шрифт – ведь интересовала меня прежде всего одежда покойного.
  Теперь, рассмотрев повнимательнее, я увидел, что это были записи приключенца-наёмника, очевидца, участника стычек и сражений на улицах Проклятого Города! Они начинались словами: “Долгое и опасное путешествие окончено. Я достиг Мордхайма. Надеюсь, здесь меня ждёт…” Главы дневника соответствовали числу походов. Всего их было четыре, но исписан был почти весь том – судя по всему, приключений на долю наемника выпало предостаточно. Буквы поплыли, словно масляные пятна по воде…
  …Наркотик начал действовать, и я заснул.
     (Продолжение следует.)

Отредактировано Yvesthael (2009-06-10 16:04:43)

0

3

МОРДХАЙМ. Дневник наёмника.
Часть вторая. Дневник.

  Я достиг Мордхайма. Надеюсь, здесь меня ждёт то, ради чего я проделал свой путь. Богатство… или смерть – не так уж важно.
  Впрочем, как оказалось, это ещё только поселение, не сам город. На моё предложение остановиться именно в Мордхайме купец, бывший мне невольным спутником последние несколько дней, вытянул губы трубочкой, присвистнул и покрутил указательным пальцем у виска. Фонтан сарказма забил что есть силы:
- Если бы я не видел, как ты надрал задницу тем вислоухим, что устроили нам засаду под Гленсхафеном, то принял бы тебя за круглого идиота (не обижайся). Пойми, глупое дитя, - ТАМ жить невозможно: едкий, смертельный газ из раскалённых трещин, смрад от гниющих трупов, пыль, пепел, смог – всё это отнюдь не способствует здоровью нормального человека. Но зато очень способствует болезням и уродству! Днем разрушенные улицы кишат профессиональными убийцами и грабителями, а ночью в городе хозяйничают чудовищные мутанты: гигантские крысы, ожившие мертвецы, невообразимо уродливые бесы – исчадия ада (говорят Лорд Теней их хозяин)… Не убедил? Слушай дальше.
  Когда я был здесь в прошлый раз (возил из Лингена гвозди для здешней управы), на площадь притащили упыря. Некий Лемке, головорез здешний, взял его раненого в плен, и, надравшись до чёртиков, привёл на потеху публике (а может, продать его вздумал – он, как напьётся, весь город на уши поднимет: купи, да купи у него какого-нибудь зомбика с клешнёй из задницы). Упырь этот, почти при смерти был: рука по плечо отрублена, череп раскроен, глаза на выкате, кровавая пена изо рта (кровь странная – зелёно-коричневая какая-то), но в цепях, конечно. Народ поглазеть собрался… Так вот, воткнули глубоко в землю здоровенную кавалерийскую пику, привязали монстра кое-как.
  Ходит Лемке вокруг него, ухмыляется, баб подначивает: «Никому, мол, мужик в дом не нужен, за пару крон отдам». Кто-то ему возьми, да ответь: «Может и взяли бы, кабы не такой дохлый!» Тогда эта пьянь и говорит своему дружку: «Эй, Дукат (прозвище), ткни-ка его палкой, да побольней, чтоб живее стал». Ну, тот и ткнул – прям в кровоточащее предплечье. Упырь как взвоет, как подскочит, как хватанёт парня кривыми жёлтыми клыками! Прокусил кожаную кирасу, вцепился в бок и не отпустил, пока его в фарш не изрубили. Дуката с разорванным боком тут же к лекарю - залатали как могли. Прокорчился он в страшных муках около суток, и умер. Яд. А тот, кто это дело затеял, винил себя, просил на могиле прощения… Все они…подонки, такие.
  Ну, что, теперь дошло?
- Однако, отсюда город не выглядит таким ужасным, -ответил я невпопад, изображая безразличие к байке своего «учителя».
- Ладно! - терпение купца закончилось, - Парень ты хоть и неплохой, но осёл изрядный. Заладил своё…В общем так, до Мордхайма ты добрался, вот тебе 12 крон за то, что выручил из беды, вот тебе ещё 20 за службу, как договаривались, ещё 20, за то, что ты такой редкий «наивняк» и согласился охранять мой обоз за гроши. И, наконец, мой тебе совет: поменьше болтай – увидят, что лопух – облапошат, смени одежду: узнают, что издалека – разденут, и не суйся в Мордхайм (раз уж всё равно так решил), пока не наймёшься в какую-нибудь банду побольше. Первым делом устройся постояльцем у Безухого, вон там, за холмом его трактир. Всё прощай, мне по своим делам теперь надо. Да! Погоди. Очень тебя прошу, никому не говори, что мы знакомы. Я торговец, а ты убийца, мне репутацию марать нельзя. Прощай.
- Три дня назад я спас твою шкуру. Прощай добрый человек.
  Я направил лошадь в сторону от обоза, решив последовать совету купца, и первым делом попытаться устроится на ночлег.
  Как и положено для маленьких поселений, городишко был препаршивый. Приличных строений почти не было. Свободного места тоже. Тесные улочки строились как попало и вели куда попало. Искривляясь и путаясь, они шли к кучам мусора или в тупик. Кругом была грязь, никаких мостовых. Тут и там стояли шатры, палатки, шалаши, возле которых жгли костры и сновали грязные люди в недорогих, жалких доспехах. Женщин и детей почти не было видно. Хофф, так назывался “младший брат” Мордхайма, явно страдал от перенаселения.
  Раз тридцать спросив, как проехать к “Сове” и столько же заплутав, я через битых полтора часа наконец достиг цели.
  Одноухий хозяин трактира оправдывал своё прозвище. Впрочем, он оправдал бы и «Одноглазого», «Меченого», «Бритого» и даже «Копчёного». Множество шрамов, больших и маленьких, как будто кто-то выписывал витиеватый узор, обезобразили его лицо. Таких ран я никогда не видел. Что с ним произошло, понять было невозможно. Я уставился на трактирщика.
- Что, нравится моя рожа, приятель? Никогда не видел такого уродства, а? - загоготал хозяин. Он был весьма доволен моим замешательством. Что будешь пить?
- Мне нужна комната.
- Хм. Этот трактир только для постоянных клиентов, приятель, - обвёл рукой зал (он ещё и беспалый!), указывая на кривые пьяные рожи, на которых чудными гримассами отражался дрожащий свет керосиновых ламп. - А ты, я вижу, чужак...Что за балахон на тебе? И эта шляпа… Ты часом, не друид?, га-га-гааа.
  Шутка оказалась неудачной - никто из присутствующих её не поддержал. Я допускал, что выгляжу на общем фоне словно пугало (хотя по мне как раз эти идиоты и выглядели смешно), но то, что этот остряк и в глаза друида не видел – готов поклястся.
- Я постоянный клиент. Приехал надолго. Торговец по-имени Скюдери (извини, старик) советовал обратиться к Вам, почтеннейший.
  Что-то провернулось, щелкнуло, и встало на место в голове у «красавчика». Он решил удовлетворить мою просьбу:
- Добро пожаловать в «Сову», дорогой господин. У меня есть то, что Вам нужно…
  Так я стал жителем соседнего с Мордхеймом городка под названием Хофф. Устроился и лёг отсыпаться.
  (Продолжение следует.)

0

4

МОРДХАЙМ. Дневник наёмника.
Часть третья. Сон.

  Торговый тракт вился меж бурых песчаных сопок, поросших редкой травой. На плоских вершинах красовались исполинские, седые от лишайника и вековой усталости сосны. Смытые склоны здесь и там обнажали корни могучих деревьев. Подобно когтистым лапам свирепых драконов, они хищно впивались в слабую бесплодную землю.
  Скупое наглое солнце начхав на озябшие спины и отсыревшую одежду путников, сбежало в свинцовые тучи. Те гулко гудели и, предвкушая свой звездный час, играли лиловыми, чёрными, белыми красками. Желали толи напугать, толи предстать в лучшем виде перед немногочисленной публикой…Стремительные косматые молнии пронизывали хмурых небесных монстров, подчёркивая их объём и создавая иллюзию сплетённых артерий, в которых течёт ослепительно-яркая голубая кровь. Наконец решив покончить с нами, они бросились в атаку. Хлынул дождь.
  Шёл пятый день пути. Хозяином каравана, который я взялся охранять в обмен на небольшую плату (а больше потому, что он шёл прямёхонько в Мордхайм – цель моего путешествия) был господин Скюдери. Я не был единственным охранником и спутником толстяка, но именно моё общество, как на грех, ему и приглянулось. Солидный, образованный, весьма неплохой рассказчик - он, видимо, относился к моей «молодости и неопытности» (его словечки!), как к одному из самых глупейших и абсурднейших качеств. Не скрывая презрения к сему недостатку, он пичкал меня всю дорогу сведениями, мнениями, слухами и сплетнями.
  Вот и сейчас толстожопик (редкий экземпляр!) продолжал докучать. Наконец, в очередной раз, просветив в какой дерьмовый край меня занесло, какое дерьмовое сейчас время, какие дерьмовые кругом люди, какие дерьмовые цены, в какое дерьмо я вляпаюсь если не передумаю ехать в Мордхайм. Он ненадолго оставил меня, заметив, что приказчик спрятался от дождя в крытую телегу и задал храпака.
  Я, кажется, понимал, в чём тут дело. Здешний народ вообще отличался бесконечной болтливостью и несдержанностью в выражениях, стремлением во что бы то не стало показать свою значимость и превосходство. То и дело один болван паясничал перед другим. Никогда раньше мне не доводилось видеть такого количества театральных сцен с участием напыщенных, нелепых «петухов», дерущих глотки и размахивающих (увы, для видимости!) руками из-за невежливого взгляда, не вовремя поданного эля, потаскух, испорченного воздуха, горстки медяков.
  В наших суровых северных краях таких недоумков пускают на шкуры не задумываясь (бывали случаи) – трепаться и важничать некогда, нужно выживать: мыть золото, охотиться, обороняться, валить лес, ходить в студёное море. Любое слово на вес эльфиского итильмара. Сболтни лишнее, пошути невпопад, и ты – посмешище в глазах сородичей на всю жизнь – затравят!
  Конечно, моя крайняя оценка манер и поступков этих людей была несправедлива (как любое крайнее суждение), просто мы – очень разные. Именно поэтому, скорей всего, моя внешняя замкнутость воспринималась Скюдери и его земляками как тугодумие, неопытность, незнание каких-то «основ»…ну, в общем, что хотите, но только не добродетель.
  Проклятье! Опять этот «мудрец» направляется ко мне с алчной улыбкой на лице. Как сказал поэт: «С улыбкой алчной вожделенья, узрев могильные огни, встаёт Вампир из-под земли». Что на этот раз? Выслушивать очередные наставления под проливным дождём?! Ну, уж нет.
  Я отвел взгляд, пришпорил коня, и поскакал вперёд, делая вид, что хочу размять застоявшееся животное. Догнал головную телегу, ещё пришпорил… Умница-конь, не раздумывая, галопом с правой ноги обогнул двух кирасиров в нелепых саладах (авангард нашего обоза), загородивших путь тощими задами своих меринов. Понёсся в карьер, довольный чертяга! Ещё, ещё быстрей! Я не стал сдерживать, немного подождал, а потом направил на сопку. Конь легко, прыжками взлетел на вершину и встал, захрапел, притих. Чего это он?… Ясно, отливает. Ну-ну, давай. А мы пока осмотримся.
  Видимость паршивая – ливень. С высоты холма я увидел тонкую серебристую ленту. Река. Туда, к переправе, мы и идём. Повертел головой в стороны – ничего интересного. Лишь огромные пахучие стволы и я, словно жалкая мошка, среди них. С другой стороны, вдалеке, наконец-то показался наш прибитый дождём караван. Здорово я оторвался от них. От тракта меня отделяла сотня ярдов. Подожду под деревьями. Чёртова шляпа совсем намокла…
  Стоявший спокойно скакун вдруг задёргал ушами. Нервно задрожал, будто под кожей забегали тысячи насекомых. Опасность!!! «Что!? Где!? Ничего не вижу!!! Подскажи!»- кричало сознание. Вороной словно понял, повернул ко мне удивлённую морду. В его глазах я прочёл: «Под нами, прямо под нами». И ещё что-то вроде «идиот, совсем ослеп?», точно не помню. Теперь увидел. Мимо подножия холма, в каких-то сорока ярдах от нас, гуськом тянулась ватага странных зеленокожих оборванцев, направляясь прямёхонько к тому месту, где я хотел соединиться с обозом. Оставаясь невидимым для них, я напряг зрение.
  «Изящно» выпирающая нижняя челюсть с кривыми клыками, грязно-зелёная бородавчатая кожа, почти полное отсутствие шеи. Сгорбленные, кривоногие, длиннорукие и лопоухие. Эти создания были настолько уродливы и смешны, что могли составить конкуренцию любому королевскому шуту. Однако ж, никого смешить они не собирались, ибо были вооружены до зубов и одеты в (идиотские) доспехи. Цель этих ублюдков была совершенно ясна – наш обоз. Я насчитал около дюжины тварей. Таким количеством одолеть они нас вряд ли могли - но это в открытом бою. А из засады, сняв самострелами авангард, и не вступая в открытый бой, продолжая постреливать в мечущуюся охрану, которая не видит откуда идёт нападение…А ведь дармоеды-охранники явно не ждут засады, думают здесь всё чисто, иначе бы с начала похода на сопки дозорных выставлять стали бы (ну не конченные же они дураки в конце концов!)… Вислоухие заняли позицию. Так я и думал – пошли в ход натяжные снаряды. Пожалуй, до рукопашной дело не дойдёт. С такой приспособой наши бронированные ослы вмиг дуршлагами станут. А что будет с господином Скюдери в его роскошной, но «жиденькой» и бесполезной бригантине? На миг я представил парчовый берет торговца, аккуратно пристреленный к его умной головке… Не то чтоб обрадовался, но как-то приободрился.
  Наш «табор» приближался к месту засады. Я решил, что без старика Хакенбюша мне не выкрутиться. Вылезай, старый вояка! Расстегнул чехол, вскинул на плечо, прицелился. Искоса глянув на гранёный ствол моего «карабина», конь выпрямился и встал как вкопанный (знает, что я ему всыплю по первое, если собьёт прицел!). Ну, что ж, видимость позволяет вести прицельный огонь. Если всё проделать как в лучшие времена, если «жабы» (чем-то похожи, ей богу) не сразу поймут что к чему, шанс уложить парочку, а то и троих, у меня, пожалуй есть. Ха! Засада на засаду! Если кишки не пустят – обязательно запишу в своём дневнике.
  Пора! Я отключился - не надо мешать… Рука скользнула в патронную сумку, схватила патрон и пронесла мимо рта, чтоб зубы разорвали гильзу. Стряхнула порох на полку и всыпала заряд в ствол, тут же заткнув его гильзой и уплотнив шомполом. Вот напряглось плечо, ожидая отдачи, вот лёгкие выжали воздух, зрачок заплясал в сумасшедших расчетах, вот пальцы приняли форму приклада. И Хакенбюш сказал: «Ты всё сделал правильно сынок, теперь моя очередь. Смотри и не мешай мне.» Напитавшись ярости от горького пороха, он сотворил ад и плюнул сгустком дьявольского огня, заставив пулю устремиться к врагу. Жестокая тварь, впервые выйдя на волю, бросилась к своей жертве, огромным прыжком покрыв расстояние за доли секунды, и жадно впилась в затылок, разметав кровавые ошметки на несколько ярдов вокруг. «Ага, ты видел, -хрипло сказал Хакенбюш, - я опять попал! Давай, заряжай меня скорее. Повеселимся!» Я делал всё, что он велел, и старый вояка не подвёл меня – напустил кровищи целую поляну. Любил он это дело, и пули умел подбирать…нужного калибра. Я успел сделать ровно три выстрела, пока пучеглазые сообразили, что стали жертвой «их возможной жертвы». Они заметались, и в панике выдали себя. Подоспевшие «мясники» Скюдери могли взять их в плен тёпленькими, но не захотели… А я заступаться не стал.
  Герой сражения довольный и уставший (а Вы как думали!) отправился отдыхать в уютный чехол. Конь сразу «вздохнул с облегчением» и громко заржал, законно требуя своей порции славы. Я похлопал его и сказал что-то очень ласковое. Тот довольно закивал головой…и пропел женским голосом: «Господин, господин. Пора вставать. Уже позднее утро. Хозяин таверны желает угостить Вас завтраком за счёт заведения.»
  Я открыл глаза. Надо мной нависла служанка «Безухого», демонстрируя свой бесподобный…
   (Продолжение следует.)

Отредактировано Yvesthael (2009-04-26 18:02:55)

0

5

МОРДХАЙМ. Дневник наёмника.
Часть четвертая. Подготовка к смерти.

  Я схватил Хакенбюш (мы всегда вместе), быстро спустился вниз. И замер…
  Они напали одновременно: две волны, две древних магии, с которыми сражаться невозможно. Одна из них ударила в глаза горячей сталью, разбрызгала в моём мозгу оранжевые искры, и завертела их в спираль, всё больней и больней ввинчивающуюся в ослеплённые зрачки.
  Другая – неизбежной лавиной хлынула в ноздри и стала хозяйничать, сводя с ума таинственной, загадочной смесью чудесных запахов жареного лука, тушёного мяса, копчёной рыбы, мёда, приправ и горящей сосновой смолы.
  Я стоял, зажмурившись и затаив дыхание. Боялся испугать какое-то детское, наивное блаженство, оставленное мною в родных краях…
  Тихий, царапающий смех уничтожил нежный фантом, сотканный из солнечного света и благовоний. Я открыл глаза и увидел Безухого, «смущённого» моим преглупейшим видом. Ржаной сноп света ударял в его лысину, создавая божественное гало вокруг обезображенного черепа. Довольная раскрытая пасть являла нагроможденье медвежьих клыков, обрамлённых синющими рубцами, похожими на губы. Всё это добавляло ему столько «святости» и «благородства», что я не удержался и захохотал. Урча и вздрагивая, всяк на свой лад, мы прошли в залу и уселись за стол. Трактирщик махнул слуге, смолк и опустил глаза…
  Ждём, когда подадут.
  Я занялся изучением обстановки. Камина или печи не было: обходятся теплом, идущим с кухни, значит зимы здесь мягкие. Стены и потолки обшиты тёмным деревом, что создавало ощущение уюта. И тесноты, пожалуй. Два больших окна – источник живого дневного света. Напротив – стойка, «кафедра» Безухого, правее – лестница наверх, в мою «обитель». Столы. Стулья. Всё сделано из того же тёмно-коричневого дерева – эбонитовой сосны, пращура здешней природы. Массивность перекрытий, крепко подогнанная обшивка, теснота, скрип лестниц и дверей: кабак невольно напомнил кубрик корабля – стремительного морского разбойника, волей несчастного случая выброшенного на берег в двух милях от смертельных развалин Мордхайма.
  Подали мясо, хлеб, эль. Всё съел – мгновенно и без остатка. Повинуясь голоду, хотел было разгрызть и кость… но удержался, не стал шокировать публику. Безухий терпеливо ждал. Наконец, увидев, что я закончил, буркнул себе под нос:
- Так, значит, Скюдери в городе? И ты с ним знаком. Хорошо. А тебя как звать прикажешь?
- Хм.... Хм.... Ну, Мориц (придумал на скорую руку). Мой конь в порядке?
- Ну, Морец, твой конь и твоя задница всегда будут в порядке, пока ты постоялец Безухого и пока платишь, конечно. А там, - он махнул в даль, - ты уж сам за собой приглядывай.
  Опять осклабился. Сам цену не называет. На «здешних» это не похоже. Темнит?
- Мориц. М-о-р-и-ц. Ты не назвал цену.
- Цена? Хе-хе… Разве так уж важно? Для друга-то господина Скюдери?
  Везёт мне на собеседников – один заядлый болтун, другой заправский шут.
- Что ж, давай прикинем. Для коня – тёплое стойло и хороший корм. Для тебя – чистая постель, гарантия сохранности твоего барахла, еды сколько хошь. Девок считать не будем, девки – отдельно. Итого двадцать пять золотых… В не-де-лю. Не спеши!, – поднял ладонь, увидев, как я подскочил на месте. – Не спеши, приятель!
  Он посмотрел мне в глаза, поднес указательный палец к пустой глазнице:
- Я ведь всё вижу, Мориц. Ты, наверное, решил: ”Вот сидит одноглазый, изувеченный, тупой ублюдок, ничего обо мне не знает, хочет ободрать как липку.” Да? Хе-хе…
  Дешевле – в каком-нибудь дырявом шалаше, у сточной канавы. Сам построишь, если место найдешь: видал, что в городе творится? Ты думаешь, один здесь такой, приключений на свою ж… искать приехал?! Погоди, погоди… Успеешь сказать… Я ведь всё вижу, приятель - глаза тебя выдают. Странно одет, скуп на слова, аркебуз (бедный Хакенбюш аж фыркнул от возмущения!) твой редкость большая для этих мест… А всё одно, за камушком “нашим” приехал. Не моё дело, конечно, но только здесь и делать-то нечего, как чёрный камень из Проклятых Руин добывать.
  Да и не станешь ты у канавы ночевать. Не привычный ты по бродяжьи жить. То-то, приятель. Поступай как знаешь, решай, но прежде…, - тут он заговорщицки придвинулся, собираясь раскрыть страшную тайну:
-Есть одна вещь, которую получить очень сложно. За неё ты заплатишь гораздо больше денег, ты будешь буквально сорить деньгами, но всё без толку! Информация. Да, не выдумки пьяного солдата, в которых он нехотя даёт пинка матёрому вампиру. И не болтовня обманутой бабы, выдающей обрюхатившего её мужика за мерзкого мутанта. А настоящая, надёжная информация. Ты меня понимаешь? Коль не дурак – поймёшь!
  Ну уж, кем-кем, а дураком я себя точно не считал, прекрасно сообразив, что сей “благодетель” собирается поступить со мной именно как с той несчастной липкой. Сразу вспомнил предупреждения милого старика Скюдери. Итак, 25 крон в неделю? Баснословная цена!
- Расскажешь мне о городе?
- Ха-ха-ха. Значит по рукам? Соображаешь! Парень ты не глупый, я сразу заметил!
- Да и ты не простак.
- Это точно. Марта! Подай нам два больших медовых!
  Рассказ Безухого в известной степени дополнял услышанное мной от купца, но кое в чём и опровергал его. Торговец, например, весьма тепло отзывался о своих земляках мариенбургцах. В его устах отряды из Мариенбурга, прибывающие к Мордхайму под покровительством некой таинственной леди Магретт, выглядели проводниками великой миссии - не больше, не меньше. Миссия заключалась в уничтожении одной из противоборствующих сторон, так называемых Сестёр Зигмара - фанатичных, ортодоксально настроенных колдуний, вещуний, ведьм, наводящих порчу, чуму и голод на мирное население.
  В трактовке Безухого всё выглядело иначе. В его понимании если уж кто и был достоин уважения среди всех группировок, стремящихся овладеть частями филосовсого камня, то именно Сёстры, носившие имя своего божка на знамени, на устах и в сердце. Безухий утверждал, что если основной задачей “идейных банд” был приход к власти их покровителей, то Сёстры желали лишь собрать колдовские осколки и захоронить их в недрах катакомб своего монастыря, избавив мир от ужасов и проклятий Мордхайма.
  “Идейными бандами” трактирщик называл «голодранцев» из Мидденхайма (сильные и жестокие убийцы), воинов-профессионалов из Рейкланда, «роскошных индюков» из Мариенбурга (неплохие стрелки), фанатиков Ордена Тамплиеров (называют себя «Охотники на Ведьм», люто ненавидят колдовство и магию).
  Все они стоят укреплёнными лагерями под Проклятым городом, в Хоффе бывают лишь по нужде. Здесь же, в городе, находятся “независимые наёмники”, объединённые лишь жаждой наживы, никому, кроме своих командиров не подчиняющиеся. Всякий сброд, вообщем.
  Безухий рассказал о том что в городке процветает тайная торговля трупами. Кто-то разрывает свежие могилы, либо убивает бездомных бродяг. Скупают их якобы вампиры – для оживления, а может и не вампиры, а кто-то другой – для обрядов чёрной магии.
  О том, что творится в самом Мордхайме трактирщик говорил скупо и неохотно, повторяя то и дело “сам пойдешь и узнаешь”. К словам Скюдери ничего интересного не добавил. Окончив речь, Безухий встал, попрощался и ушёл, сославшись на дела: «За один раз всего не расскажешь, увидимся, приятель».
  Я решил отправиться в город. Коня брать не стал – пусть отдыхает. Пошел наугад, к торговой площади. Там стал расспрашивать, не набирают ли в какой отряд добровольцев. Когда понял, что от меня шарахаются, и не хотят говорить, поступил иначе. Разглядел в толпе грязного, оборванного мальчугана-воришку, схватил, выдернул из толпы, пригрозил, что отрежу уши, если будет молчать и спросил, где мне найти головореза по прозвищу Лемке. Того самого, который упыря на площади зарубил. Малец сказал, что знает, согласился за медяк отвести. Ну что ж, чем не вариант? Веди! Проплутав по закоулкам около получаса, паренёк вывел меня к обычному жилому дому, сказал «здесь!», вытребовал свой законный медяк, и бросился назад к рынку обирать карманы сограждан.
  У входа в дом стоял кривоногий тощий субъект среднего роста. Выглядел ушастик весьма забавно: из доспехов, лишь легкий нагрудник, но вооружен до зубов. На портупее висел палаш в кожаных ножнах, тут же кинжал размером с тесак, в руках - чекан на длинной круглой рукояти, чуть пониже притаился «засапожный» нож. Рядом стояла алебарда с садистским кривым остриём, очевидно предусмотренным для намотки кишок и прочих внутренностей. Ловко поигрывая «молоточком», охранник (так надо полагать) посмотрел на меня холодными глазами убийцы. В упор. Хакенбюшу это не понравилось, он предложил стрельнуть. Я предложил ему заткнуться и не вмешиваться: тоже мне, дипломат нашёлся.
- Меня зовут Мориц. Хочу поговорить с Лемке. Он ваш командир, так?
- Проваливай к лешему, никаких лемок, здесь нет.
- А кто есть?
- А кто тебе нужен?
- Нужна хорошая компания. Настолько хорошая, чтобы смогла пройти по карте в Мордхайм (я похлопал по груди - карта там, за пазухой) и найти кое-что для меня.
  Ага. Глазки сразу потеплели.
- Покажи карту.
- Нет, только ему, Лемке.
- Подожди здесь - он скрылся за дверью. Потом вдруг выглянула его голова и сказала тонким голоском, - А коли соврал, лучше уноси ноги, - и опять исчезла.
  Да уж, напужал! Хакенбюш, а Хакенбюш, ты не обмочился со страху? «Тьфу, я тебе сразу сказал – отстрелить ему яйца, и вся недолга». Уж больно ты прямолинейный, старик. Чуть что, сразу «отстрелить». Нет, с людьми нужно уметь по-хорошему ладить. «Да ну тебя к чёрту! Щас узнают, что ты их с картой надул, распорют тебе вот этой алебардой брюхо «по-хорошему», умник». Не распорют – ты-то у меня на что…
  (Продолжение следует.)

Отредактировано Yvesthael (2009-04-29 18:59:04)

0

6

МОРДХАЙМ. Дневник наёмника.
Часть пятая.

  Нашу великосветскую беседу прервал всё тот же бравый кривоногий «асассин»:
- Проходи, лейтенант ждёт тебя.
  Ого, да тут армейская дисциплина – лейтенант! Каково?
  Я вошёл, ожидая увидеть лихую пьянствующую компанию, или, на худой конец сонные помятые физиономии, но ошибся. За столом сидели трое. Ни еды, ни питья, просто стол и какие-то бумаги лицевой стороной вниз. Первым заговорил седой, одетый в кольчугу из нарезных колец, с сухощавым лицом опытного немолодого воина, очень короткими волосами.
- Не проходит и дня, чтобы парочка жуликов не предложила нам купить карту, план, либо секретные сведения. Надеюсь, ТЫ нас не разочаруешь?, – сказал он, изобразив издёвку на болезненно-бледном лице, ясно давая понять, что ни на йоту не верит моим словам. Вот именно с такой миной, пожалуй, стоит смерть с косой над смертельно раненым, ждёт, когда он издохнет, глядя в глаза: «Ну, что же ты копыта-то никак не отбросишь, а? Ты нас не разочаровывай, подыхай скорее».
  Приятель «седого», высоченный детина, укутанный с головы до ног в грязно-коричневый шерстяной балахон, встал, подошёл ко мне, поводил руками, откинул капюшон, и вернулся за стол:
- Вы правы, лейтенант, нет у него никакой карты.
  Настала очередь третьего, чёрного бородатого мужика в простой кожаной бригантине, укреплённой стальными бляхами, и серой стёганой фуфайке под ней. Он покачал в руках свой мятый сельвильэр, как будто прикидывал – запустить им в меня, или вернуть на колени, и сказал:
- Выкладывай, чего молчишь.
  Я пошёл ва-банк. Расчехлил свой карабин, всадил в него патрон, подошёл к «святой троице» и поставил прикладом на стол. Хакенбюш был красив, как никогда: отполированный до блеска ствол из воронёной стали, приклад совершенной формы, собранный из редких пород деревьев, дорогой, нет – драгоценный, редчайший по исполнению кремневый замок с безотказным ударным механизмом.
- Стреляет и всегда попадает. С двухсот шагов, а если специальным патроном, то и с четырёхсот. Пули стальные, серебрянные, свинцовые. Пробивают любую цельнолистовую закалённую броню, не говоря о кольчугах, шлемах и щитах. Можно заряжать по две. Осечек никогда не даёт… Возьмёте в свой отряд?
  Жалка и коротка была моя речь! Но они, настоящие, прожжённые, матёрые псы войны не смогли устоять против красоты дорогого и редкого оружия. Лемке, тот, что с бледным лицом, спросил:
- Где ты берёшь для него патроны и пули?
- Делаю сам, но это наш с Хакенбюшем секрет. А вообще, патроны не проблема, нужны лишь порох, металл, бумага и…кое-какой компонент. (Хе-хе, знали бы они, что это за секретный компонент такой… Обыкновенный мучной клейстер!)
- Ты говоришь, можешь попасть с четырехсот шагов? Сколько серебрянных пуль ты успеешь всадить в вампира со ста ярдов, пока он не приблизится к тебе?
- С четырёхсот шагов – это по неподвижной мишени, из засады, например. В вампира? За сто ядов? Если он прёт на меня, что есть мочи, то не более двух пуль. Но если использовать специальный патрон на две пули, то четыре. Правда со специальным можно промазать – отдача очень большая. Ещё есть пули, которые взрываются при попадании в цель: того же вампира, или гигантского тролля, например, просто разорвет на куски, будто стреляли из тюфанга или мортиры. Патроны такие делать сложно, да и заряжать ими долго, но если есть нужда разворотить что-нибудь большое или монстра огромного, то в самый раз…
  Я, кажется, сел на своего конька. Куда только девалась моя молчаливость: я говорил, говорил. А они слушали, слушали - им было интересно. В конце-концов я вспомнил что-то, оборвался и спросил:
- Так вы меня принимаете в отряд, или нет?
  Тот, что в коричневом, сказал, указав на Хакенбюша:
- Я, думаю, нам ещё один колдун не помешает, а лейтенант? Мне уж надоело одному ваши жопы файерболами прикрывать. Возьмём парня, пусть завтра с нами идёт. Заодно проверим, что он нам тут наплёл, да там и прирежем, если соврал.
- Погоди, погоди, Саббат, я ещё ничего не решил. И потом, я что-то не припомню, когда это ты наши жопы файерболами прикрывал? Это уж не тогда ли, когда мы с покойным Дукатом, тебя со стены пытались стащить, на которую ты взлетел, от скавена спасаясь? А потом не знал, как слезть, потому что с перепугу забыл заклинание левитации?
- Ах, вот значит как?! - взвился экзальтированный маг, шлёпнув себя по коленям, - А ты забыл как вы с тем же Дукатом, залившись элем по самое «нехочу», забрели на старое кладбище, уселись на чьей-то могиле и стали орать во всю глотку похабные песни? А мертвец ожил, схватил Дуката за ногу и потащил под землю. Ты бежал и орал: “Саббат, Саббат, помоги, там Дукат погибает!”. И мне пришлось вставать посреди ночи, бежать в одних подштаниках огородами и задними дворами (срам-то какой!), чтобы применить “turn undead”!
- Ну, чёрт с тобой, чёрнокнижник - закашляв от приступа смеха, еле выдавил Лемке.- Подштаники твои - сильный аргумент, устоять невозможно. Берём тебя, малый. Завтра в поход. И приготовся к смерти.
  (Продолжение следует.)

0

7

МОРДХАЙМ. Дневник наёмника.
Часть шестая. Часть кровавая…

  Действующие лица:
1.Хоппер – падший эльф, чокнутый. Виртуозный метатель ножей, лучший в умении убивать.
2.Лемке – лейтенант отряда, вернее того, что от отряда осталось. В прошлом - пьянь беспробудная.
3.Роули-Бык – здоровый чернобородый бандюга. Упрям как … бык.
4.Саббат – колдун. Почти никогда не колдует. Только по приказу Лемке, да и то неохотно.
5.Мориц – главный герой. Откуда-то с севера. Какой чёрт тебя понёс?
6.Хакенбюш – говорящий карабин Морица. Редкий артефакт благородного происхождения.
7.Дукат – друг Лемке. Уже полгода гниёт в могиле. Был укушен гулем и в муках скончался.

  Мёртвое тело не чувствует боли. Рваные раны молчат, не взывая о помощи. Влажный туман сочится тошнотворным ядом, с привкусом гари и безнадёжности. В изжаренных ложах ручьёв - остовы погибших животных. В глубоких расколах холмов - оплавленные плиты базальта. Вместо шума листвы - железное бряцанье наших доспехов. Вместо пения птиц - хриплая ругань отпетых бандитов. Мы идём, спотыкаясь о чёрные пни дотла сгоревшего леса.
  Загадочный призрак Мордхайм вырастает навстречу. Горя нетерпеньем быстрей рассмотреть желанную жертву, протягивает к нам свои уродливые руины, коварно пряча их в плотную завесу дыма. Клубы желтого пара, словно вздох сожаленья: город качает обломками покосившихся башен - нас слишком мало, слишком мала его добыча.
  Мы с трудом взбираемся на крутую гору камней - всё, что осталось от колоссальной крепостной стены, и вступаем в самое чрево города. Теряясь в завалах узких проходов, Лемке быстро ведёт нас к разбитой часовне с сорванной крышей. Наконец, преодолев крошево смальты и шлака мы вваливаемся вовнутрь и садимся у стен.
  Лейтенант ослабил повязку у рта и тихо сказал:
- Саббат, осмотрись.
  Сидевший напротив меня колдун вынул из складок балахона мятый пергамент, развернул, откусил что-то вязкое, зачавкал… Поднёс к глазам дрожащие руки и замер... Сквозь длинные пальцы забились в агонии губы и дико сверкнули зрачки. Что с ним?
  Я вспомнил свой дом… И войну… Вспомнил, как перед атакой жевал истолчённый гриб, яды которого наполняют силой, дикой жестокостью, и равнодушием к смерти.
  Я напрягся в ожидании тысячи молний, готовых вот-вот брызнуть из глаз параноика. Так быстро погибать не хотелось. Суставы заныли. Желудок трусливо прилип к позвонкам. Хакенбюш поёжился, плотнее прильнув к потным ладоням. Зарядить всё равно не успею...
  Но маг и не думал меня убивать. В этот миг его душа бешено билась в закоулках безлюдных улиц Мордхайма, отражаясь от стен и влетая в каждый проём, таящий опасность, щупая каждую тень в разбитых аллеях. Не найдя ничего, она вернулась к хозяину. Саббат ожил, руки его опустились, веки устало сомкнулись.
- Вроде чисто кругом.
- Что значит вроде? А ТАМ? - зашипел бородатый.
- Не знаю, не достать мне сейчас. Эти чёртовы трещины всё сильней и сильней. Излучают какую-то магию, не пробиться.
- Хм... «вроде...», «какую-то...». Да что с тобой? Все мозги со своими вдовушками прогулял? Мы что, к Безухому на пьянку собрались? Мы тут «вроде» «чьими-то» шкурами рискуем, ты не находишь!?
- Подумаешь, потеря: триста фунтов бородатого дерьма! Никто и не заметит. Лемке, ты заметишь? Я - нет!
- Так, вы, оба! Заткнитесь, черти!, - захрипел лейтенант, - Роули, ещё слово скажешь - зашью твою мерзкую пасть ржавой иглой! Ясно?!
- Если ржавой, тогда ясно, - нагло хихикнул оболтус. Лемке зло посмотрел на колдуна, довольно потирающего ладони:
- Дожидаться, пока Дыра успокоится, мы не можем, пойдём вслепую. Иначе никакой засады не выйдет. Ты, Саббат, делай, что умеешь: следи за всем ,что движется, ты Роули-Бык - охраняешь со спины, я –спереди. Ты, Хоппер следишь за новеньким. Дёрнется в сторону – режь, - Лемке картинно черкнул по чее ладонью.
  Вот как… Хе-хе… Неплохо, неплохо…Дерьмо!!!
  Я скорчил улыбку, показав говнюкам средний палец. Хоппер (садист!) прижался вплотную острой ушастой «мордашкой»:
- Извини, но ты - чужак, и лейтенант приказал прикончить тебя, если испугаешься. Может завтра, Лемке назначит тебя капитаном, и сам будет чистить тебе сапоги, но сейчас ты - чужак, кот в мешке, понимаешь?
  Как не понять – доступно, доходчиво: спина вся намокла, во рту пересохло. Так всегда бывает, когда понимаешь… что влип. Нет, и правда – ДЕРЬМО!
- Какая засада? На кого?
- Гы-ы-ы-ы... Вставай, пошли... Главное не паникуй и останешься цел, - похлопал меня по спине.
  Филантроп сабленогий, мать его перемать!
   И снова крысиный отряд в промасленных тёмных повязках крадётся по дну квартальных каньонов. Бледная мумия, спрятав лицо в капюшон бормочет и редко вздрагивает, заслышав подозрительный шорох. Седоволосый аскет ужём скользит впереди сквозь завалы, помня малейшую щель. Чернобородый бунтарь охраняет наши спины, готовясь встретить смертельный удар из засады. Падший эльф, увешанный метательными ножами, в любую минуту пронзит лишь подобие тени. И я - “чужак” с карабином , серьёзно подумывающий о том, чтоб залепить конвоиру прикладом и раствориться в тумане. Говорила мамуля: “Слушайся старших, а не то попадешь в плохую компанию! “
  Мы пробирались к центру. Город навис каскадом карикатурных построек, громоздя друг на друга ярусы парящих лестниц, чудом устоявших стен, перекрытий и хлама. Этот Колосс грозил обрушиться в любую минуту. В дверных и оконных проёмах многоэтажных развалин висели на петлях обугленные двери и рамы. Они истошно скрипели от редкого ветра. Бесстыдно обнажив нутро, состоящее из людских костей, битого кирпича, обломков телег и бочек, тлеющей и ржавеющей утвари, Мордхайм обдавал непрошенных гостей смрадом гниющего чрева.
  Я не выдержал, меня замутило… Пока блевал, Хоппер нёс какую-то чушь про салаг и маменькиных сынков. Хакенбюш сопел и кривился. Друг называется… Чистоплюй.
  Лемке подал знак, мы осторожно приблизились и встали у него за спиной. Впереди лежала мощеная площадь. В центре – руины какого-то храма. Некогда величественные колонны из чёрного гранита сломаны пополам словно спички. Чугунные литые рамы конической формы оплавлены и страшно изогнуты пыткой нестерпимого жара. Мраморные плиты надгробий разбиты глыбами упавшего купола. Саркофаги разграблены, останки разбросаны. Внутренние стены смотрели обожженным лицом застывших потоков краски, трещин и голого камня.
  (Продолжение следует.)

0

8

МОРДХАЙМ. Дневник наёмника.
Часть седьмая.

- Здесь устроим засаду, - начал Лемке, - Они пойдут оттуда, со стороны кладбища, и обязательно попадут на площадь, по другому – никак, завалы кругом. Постараются проскользнуть под прикытием во-он той кирпичной стены, что напротив храма. Как только они поравняются с проёмами на втором этаже, мы начнём атаку. Ты, белобрысый, - ткнул он в меня, - вместе с Хоппером будешь стрелять из окон. Ваша задача уложить троих-четверых. Колдун пойдет с вами. Мы с Роули останемся здесь. Как только враг поймёт откуда идёт нападение, он бросится к вам, пытаясь прорваться на ваши позиции, и невольно окажется к нам спиной. Это будет второй сюрприз для него. Что выйдет дальше – одному богу… то есть тьфу, дьяволу, известно. Если их будет около десятка, мы должны одолеть, если больше… Деваться некуда, нападаем в любом случае - без моей команды, по ситуации. Всё, вперёд, прощаться не будем. Да, Саббат, объясни новичку – что и как. Может ему подыхать не так тоскливо будет. Убери руки, чёртов колдун, я же сказал, прощаться не будем…
   Похоже, бандитам стало… неловко. Угрюмые лица еще погрустнели, они уставились на командира, ожидая чего-то. Он отвернулся, положил руку на стену и сипло сказал : ”Вперёд, мать вашу, на позиции…На всякий случай… Прощайте”.
   Легко сказать - “на втором этаже”! Не забраться. Упавший купол снёс часть перекрытий и все лестничные пролёты. С трудом, найдя уцелевший выступ и встав друг другу на плечи мы отправили наверх Хоппера. Он спустил верёвку и втащил меня еле-еле, затем вдвоём, изрядно оттянув руки и чуть не свернув шеи, подняли тяжёлого рослого мага. Прошли в комнатушку, окна которой смотрели на площадь. Пол был обрушен, лишь козырьком нависал у окон. Выбрав позицию, и сбросив вниз мусор, чтоб не шумел под ногами, мы сели. Глазастый эльф стал наблюдать.
- Ну, и где твоя левитация? Или опять забыл? – начал я разговор, сплевывая песок.
- Хм , - усмехнулся Саббат, - Не время сейчас на всякую ерунду силы тратить… Ты лучше скажи, ты понял куда попал-то? Что мы за люди? Ни хрена так досих пор и не понял? Падальщики мы. Устраиваем засаду отрядам, идущим с добычей, нападаем в спину и грабим. Нас так и называют в округе, Банда Шакалов. Но знать - никто не знает, мы не оставляем в живых никого. Даже раненых. Да, Хоппер, ты не забыл?
- Что?
- Осведомитель.
- Помню, помню. Рано ещё об этом думать. Не нравится мне это, ох не нравится… И Лемке, что-то от нас, похоже скрывает, - глубоко вздохнул эльф.
- Не думай об этом…Бесконечно нам везти не может, это правда, но Лемке ничего не скрывает. Просто нас мало, после смерти Дуката отряд развалился. Слышал эту историю?, - повернулся ко мне.
   “Чего ожидал ты - отребье, изгнанник знатного рода? Не стремясь примириться, ушёл из родимого дома. В ответ на отказ домочадцев одобрить твой выбор, смеялся и сквернословил. Чтобы больнее ранить отца, сам заявил, что плюёшь на наследство. И больше – грозился его разорить, для чего и приехал сюда, в клоаку для всякого сброда. Вот ты и нашёл, что искал: моральных ублюдков…”
- Замолчи, Хакенбюш! Я ни очём не жалею! Они убили её! Я хочу отомстить!
  “Простушка, крестьянка, смазливая дура!”
- Э-э, брат, тебе не понять (в груди защемило). Из женского рода ты лишь с Пулей знаком - жестокой, голодной убийцей.
  "Идут!"
   (Продолжение следует.)

0

9

МОРДХАЙМ. Дневник наёмника.
Часть восьмая.

   Мы прильнули к окну и застыли. У сломанной ограды старого кладбища показалась группа солдат. Они жались к широкой кирпичной стене, доверяя свои спины камню. Развернувшись в пол-оборота в нашу сторону, пытались разглядеть опасность в зияющих разломах храма. Шли медленно. Впереди - франтоватый верзила в шлеме с белым страусиным пером, в грязных, но добротных доспехах с чеканным орнаментом. На спине - двуручное “кайло” в серебряных ножнах. Трое мечников, которых за крепость и силу командир назначил ослами, несли небольшие, но тяжёлые мешки из свиной кожи. Их взяли в кольцо четверо с длинными луками на изготовку. Лучники щурились и сильно моргали, пытаясь обострить зрение, но серые лица выдавали усталость, глаза сонно слипались. Тыл прикрывал лишь один копьеносец, видимо слегка подраненный, т.к. использовал своё длинное древко больше как палку, нежели опасное оружие. Впрочем, нет! Из-за леса могильных крестов показался ещё один, с парой пистолей, сгорбленный и осторожный. Этот смотрел вокруг только сквозь мушку, боясь потерять полсекунды… И ещё двое! (Растянулись, похерили строй к чёртовой матери.) Худосочный малый, сжав белые челюсти, тащил раненого. Глаза его были обмотаны влажной бурой тряпкой, на серую рубаху капала кровь.
   Дюжина уставших смертников. Трое из них – не бойцы. Остается девять.
- Это, рейкландцы, Мориц! Жестокие твари, но сегодня им здорово досталось. Не смотри, что еле ползут. Дашь им очухаться – уши отрежут! Бери на себя капитана, да не промажь – он один всей своры стоит.
- А ты бери «мушкетёра»…
- Молчи, дуралей, я знаю что делать! Я сниму лучников. А ты обязательно – в капитана! Потом бей тех, что с мешками, а на того с пистолями наплюй, он пару раз пальнул - и голый. Ты понял меня?
- Да.
- Давай! Я начну, как только ты выстрелишь, - рявкнул шепотом (!) Хоппер, и схватил по ножу в каждую руку.
   Я попятился вглубь комнатушки, к краю обрушенного пола, боясь издать малейший звук. Не дыша зарядил карабин. Прицелился. Тот, с пером на затылке, посмотрел мне в глаза, пытаясь найти в сумрачных стенах что-то живое. Тщетно, плотные тени надёжно скрывали меня. Хакенбюш рыкнул громким хлопком – пуля вылетела навстречу равнодушному взгляду. Хруст сломанной стали доспеха… Шлепок о мягкую плоть… Он упал на колени. Кровь, сначала лениво покапав, затем щедро пролилась сквозь пластины панциря на мостовую…Шлем свалился в густую грязную лужу…
   Хоппер выгнулся упругой дугой и швырнул свою сталь. Ножи запели со свистом, разрезав податливый воздух. Один из стрелков схватился за горло, захлюпал, забился. Все заорали, присели...
   Мечники бросили к чёрту мешки и понеслись вперёд, желая скорее покинуть открытое место и укрыться за грудой белого камня. Наперерез метнулись Лемке и Бык. Дикий вой разорвал чьё-то горло – это Хоппер прикончил ещё одного лучника, метнув в него с правой и с левой.
   Второй заряд был готов. Снова выстрел - пуля понеслась, настигла и раздробила правую ногу отставшему мечнику, дав шанс Лемке и Роули на равный поединок. Они вступили в битву. Мощные удары булатных клинков потрясли площадь. Загудели решётки оград и окон, пыль поднялась и повисла над плитами. Лемке сверху ударил мечом - противник еле отбил, чуть не упав. Лемке напал справа, открыто показал замах. Рейкландец легко разгадал примитивный прием, выставив меч…и попался в ловушку. Неуловимо сведя руку в локте и крутанув кисть, лейтенант филигранно изменил направление, провёл клинок в дюйме от блока и обрушил тяжёлую сталь на другое плечо! Наплечный щиток дорогого доспеха брызнул горячей искрой и сорвался с ремней, улетев бесполезной жестянкой. Хрустнул сустав на фоне протяжного стона… Страшный удар в лицо…
   Не прошло и минуты, как трое вражьих стрелков давились кровавой пеной : Хоппер – матёрый убийца! У дальней стены оставался один единственный лучник. Укрывшись от кинжалов за деревянным тарчем, он уже осмотрелся и послал пару стрел. Эльф неподвижно ждал и ловил любую возможность. Пистольщик, давно драпанул за могильные камни, пустив заряды чёрт знает куда. Копейщик, и два его раненых друга ползли на брюхе обратно к ограде. Потеряв терпенье и со свистом зашвырнув последний нож в тарч, Хоппер крикнул:
- Мориц, он твой! Я займусь остальными.
   Подбросил в руках чекан и начал трясти им. Впился глазами в кованый молот, зверея всё больше и больше. Наконец, дойдя до крайнего исступления, наадреналиненный эльф бросился вниз крошить черепа… Бесстрашно встречая пистольные пули, пронёсся по битому камню, махнул за ограду и прыгнул на палаш «мушкетёра». Он подставился под удар и тут же ушёл, заставив врага нелепо промазать. Снова подставился, снова ушёл, но не очень удачно, палаш резанул по щеке – хлынула кровь, заливая кирасу. Он завизжал от злости, начал крутиться, скакать по могильным надгробьям, то ныряя под руку, то прыгая вверх словно… хоппер! Кузнечик! Наконец, поймав дурака на усталости и неточном замахе окровавленный эльф возник за спиной горе-фехтовальщика и воткнул хищный крюк молота в загривок. Тот возлег на надгробной плите, покойно раскинув руки. Хоппер, похоже, свихнулся: прыгнул на спину жертве, и ещё раз с оттяжкой всадил в труп стальной наконечник. И ещё раз… Больше крови!
   Затем замотал головой и, вынюхав жертву, кинулся добивать раненых.
    (Продолжение следует.)

0

10

МОРДХАЙМ. Дневник наёмника.
Часть девятая.

   Мой Хакенбюш поперхнулся большой порцией чёрного пороха, изрыгнув горячую плазму. Свинцовый удар разнёс в щепы убежище лучника. Следующий выстрел опрокинул на стену труп с дымящейся раной вместо лица.
   Предсмертные вопли и ругань, хлюпанье плоти, раскаты выстрелов, звенящие удары мечей, лязг доспехов - всё ухало и носилось по площади, троекратно усиливаясь дьявольским эхом.
   Роули-Бык и Лемке ревели от ярости. С ними бился могучий старик с бородой, заплетённой в жирные косы. Он защищался кулачным щитом и с трудом отбивал удары Шакалов, но достойно держался. Прекрасно владея кривым мечом с круглым эфесом, а главное - телом, не давал себя окружить, отступая по кругу. Роули-Бык, потерял терпенье, сделал глубокий выпад, и поплатился, получив смертельный удар… Хвала сервильеру! Лопнув по шву, шлем спас хозяина, но стал досадной помехой. Оглушённый, тот выбыл из битвы. Остались один на один – Лемке и пожилой великан.
   Лемке не стал нападать, точно в каком-то смятении, стал изучать старика. Двое смотрели друг другу в глаза. Силы уже на исходе. Рыжий исполин тяжело дышал, брызжа слюной сквозь бульдожий армэ. На кованых латах сверкали засечки жестоких ударов – следы ночного поединка. Тяжелейшего, выигранного лишь чудом, провидением божьим. Он слишком устал, он не спал целую вечность, он хотел умереть, но сражался зачем-то, вместо того чтобы дать себя убить, и поплыть по реке в царство вечного сна. Ещё немного и Лемке добьёт его.
- А ты… не рейкландец...
   Он ответил коварным ударом. Слишком неточно.
- Не старайся… Не выйдет… Ты уже сдох.
   А-а-ррх! Снова удар с бешенным хрипом. Лемке отпрянул, поймал меч старика в той самой точке, где кисть досылает его вперёд, жестко держа рукоять. ЖАХНУЛ поближе к эфесу, чтобы удар был пожёстче. Меч отлетел снопом молний и сорвал рукавицу, обессиленный великан упал на бок… Подняться не дали – горло уже царапнул холодный клинок лейтенанта.
- Время пришло… Боги! Я умираю… Встречайте…
   Он закатил глаза…
   Его вера требовала смотреть перед смертью на небо. Неба не было… Лишь месиво плотного дыма, тумана и пыли. Но, хоть что-то… Может быть боги учтут, что он умирает в Мордхайме, и не станут гневаться, когда в мутных зрачках его трупа найдут отраженье не звёзд, и не солнца, и не синего неба… как требует вера… Нужно успеть сказать предсмертное слово…
- Ты – не из Рейкланда… Откуда ты?
- Зоргата, - произнес старик имя богини, стоящей у ворот подземного царства…Теперь он готов умереть.
- Что? Где это? Никогда не слышал.
   Битва была окончена. Мы собрались к месту казни, но без дикого эльфа, который бежал убивать раненного мечника. (Совсем сбрендил, садюга ушастый. А ещё говорят: «Благородная раса».)
   Стали в кольцо, ожидая расправы.
- Зоргата – не Где. Зоргата - Кто. Это имя божка у клана Саффитов, горного племени, живущего в районе Пути Бешенного Пса, - вмешался Саббат. – Куют мечи и дерутся, больше ничего не умеют. Живут тем, что продаются в наёмники, либо грабят обозы… Кончай его скорее, нам пора убираться.
   Мокрый от пота Лемке шумно вздохнул, пытаясь успокоить сердце, посмотрел на нас, затем на шею поверженного, примеряясь к удару, и тихо сказал:
- Так ты наёмник, рыжий? Саффит? Неплохо дерёшься. Сколько ты стоишь? Я нанимаю тебя…
- Клык скавена в глотку! Опять жив остался! О, боги, живой Рыжий Вепрь оплатит священной молитвой за Вашу милость, принесёт обильные жертвы… Теперь – обязательно. Не забуду, как раньше… Этот седой у них – командир. Хорошо, командир… Я согласен. Первая битва – бесплатно. Затем, по десять имперских с каждого трупа, плюс – десятая доля добычи, – еле слышно сказал поверженный, опустив голову...
- ?!!!
   Мы опешили… И дружно заржали…
- Хей, Роули! У тебя конкурент! По наглости и скупердяйству … Но сражается он лучше тебя! – лейтенант убрал меч, и подошёл к шатающемуся… другу? Помог ему встать.
- Как ты? Горшок-то не шибко болит? Я уж решил, что тебе жизнь надоела, Коровья Лепёха. Подставляешься, будто…
- Да я так, ничего, - морщась прохныкал обиженный Бык, потирая лиловую шишку, – оступился, понимаешь, случайно…
   Роули-Бык глянул исподлобья… Удался обман?
   Не прошла залепуха! Оступился он, видите ли, обормот! Мы засмеялись ещё сильнее… И даже смертельно усталый Вепрь, сняв чёрный армэ, посмотрел на Быка и дрогнул губами…
   Наш отряд выходил из Мордхайма. Шесть Шакалов, несущих добычу.
   Меня точила тоска…
   Природа, ты единственное божество моего народа. Ответь. Для чего созданы мы - двуногие твари? Мы убиваем искалеченных, просящих пощады, но мы же – щадим других и смеёмся. Мы грубы и жестоки, но мы же грустны и робки, когда грядёт битва, а с ней - опасность потерять товарища. Когда приближается смерть, мы вспоминаем о богах, но лишь смерть отступит – о деньгах и о новых убийствах. Почему так? Зачем это? Я – воин, я не хочу стать убийцей. Я хочу разбогатеть и разорить своего отца. Или, для этого нужно быть таким же, как эти Шакалы? Да, и шакалы ли они? А кто тогда императоры, сметающие непокорные города, вырывающие с корнем целые народы? А кто тогда ТЫ, породившая этот фарс, этот мир с войнами и голодом, плодящий горы трупов и армии нищих? Кто тогда мой отец, заставивший покончить с собой мою возлюбленную? Кто я … Знаешь-ли ты, природа, ответы на эти вопросы?
   Меня разрывала тоска…

Небольшие пояснения:
Двуручное «кайло» – народное название двуручного меча
Палаш – средний меч (приближённо говоря)
Чекан – малюсенький такой молоточек.
Армэ – полный шлем (если смотреть в профиль, чем то смахивает на собачью морду)
«Мушкетёр» – правильнее конечно пистольщик… или как там… Мориц просто сострил.

Приношу огромную благодарность  Al O'Konnor`у, моему боевому товарищу :flirt:
Этот рассказ зародился в моей голове, когда он рассказывал мне о мире ВарХаммера (ибо рассказ написан о судьбе одного воина из мира ВарХаммера... а я сама в игру даже не играла!)

0

11

Любая карьера

Семен лежал на диване, маясь бездельем, и разглядывал потеки на потолке (привет от соседей сверху). И в это самое время пятна начали... как бы это сказать... меняться? трансформироваться? В общем, неподвижные контуры вдруг поплыли, как молоко, влитое в чай. Несколько секунд у Семена ушло на осмысление этого факта. Потом он спустил с дивана ноги и приготовился бежать: то ли к соседям - скандалить, то ли в ванную - за тазом.
Однако он не сделал ни того, ни другого. До Семена вдруг дошло, что пятно на протечку совсем не похоже! Больше всего оно напоминало киношный спецэффект - с завихрением, туманным перетеканием и вообще движением, какого у мокрого пятна не могло быть в принципе. Семен, вытаращив глаза, наблюдал феномен и мысленно набирал телефон спасателей, потому что если это не потоп, то наверняка что-то еще хуже.
Загадочное пятно выросло до размеров большой картины, истончилось в середине и уплотнилось по краям. Границы приняли прямоугольную форму. Семен в испуге наблюдал за катаклизмом, не зная, что предпринять. А пятно неожиданно потеряло плотность, как бы протаяло, и в нем возникла бородатое человеческое лицо...
Семен окаменел.
Изображение человека повело головой, открыло рот, и до несчастного Семена донеслось:
- Гхм-гм... Так... Ага... Определенно... Здравствуйте!
Семен открыл и закрыл рот. Слов не получилось.
Человека в проеме на потолке это нимало не смутило. Он внимательно осмотрел комнату. Было ясно, что он действительно ее видит и этим кардинально отличается от телевизионного, к примеру, изображения. Так это что, мелькнуло у Семена в одеревеневшем мозгу, кто-то мне дыру в потолке вырезал, что ли, и подглядывает?
Это нелепое предположение было тут же развеяно. Увиденное бородатого человека заинтересовало, но не удовлетворило. Перед его лицом возникли кисти рук, которые проделали непонятные пассы, и прямоугольник на потолке пополз. Как солнечный зайчик от открываемого окна... Пятно съехало вбок, перескочило на стену и остановилось в точности напротив дивана.
- Вот так лучше, - удовлетворенно сказал человек, убирая руки. - Я вас приветствую.
Семен ничего не ответил.
- Это мир людей, не так ли? - учтиво осведомился бородач.
От такого вопроса окаменение Семена дошло до стадии охрусталения.
- Я вижу, вы удивлены? - спросил человек, вежливо улыбаясь.
Неимоверным усилием воли Семен сбросил ступор и попытался заговорить.
- Ав... Ав... А вы кто?
- Позвольте представиться, - склонил голову человек, и на его темных волосах обнаружилась скромная четырехугольная фиолетовая шапочка. - Маг Таксилиан.
- М... М-маг? Это имя или п-прозвище? - выдавил из себя Семен.
- Маг, - веско сказал незнакомец, - это род занятий. Я волшебник.
Семен явственно услышал щебетание птичек вокруг головы, как у героя мультика, на которого упал рояль.
- Понимаю, - тонко улыбнулся незнакомец, - для вас это в высшей степени необычно. Позвольте объясниться. Видите ли, вы живете в мире обычных людей, а я - в мире магов. То есть, разумеется, не все обитатели моего мира маги, но волшебство у нас практикуется самым широким образом. В отличие от вас.
Семен пару раз хлопнул глазами, посмотрел в окно (те же тучки в сером небе, та же белая панельная многоэтажка напротив), послушал противное завывание автомобильной сигнализации, доносившееся с улицы, и понял, что он не сошел с ума. Как оно есть, так оно все и было. Он закрыл рот, сглотнул и перевел взгляд обратно на стену.
- О... очень приятно... маг Колесиан.
- Таксилиан, - мягко поправил бородач.
- Да-да, конечно... Извините... Такси... лиан, - Семен напрягся, ища, что бы еще такого вежливого сказать, и выдал: - Чем обязан вашему визиту?
Маг помедлил, погладил рукой черную бороду.
- Видите ли... Простите, я не имел удовольствия слышать ваше имя.
- Семен.
- Семь-он? Видите ли, достопочтенный Семон: я маг, так сказать, изыскатель. Моя главная страсть - любопытство. Не так давно в мои руки попал один презанятный манускрипт. В нем говорилось, что помимо нашего мира существует другой мир - мир, в котором неизвестна магия, - и е излагались способы связи с ним. Поскольку я и представить себе не мог, что такое возможно, мой интерес возбудился до крайних пределов. Захотелось, знаете ли, узнать, какая она, жизнь без магии. Пришлось немало потрудиться, - Таксилиан скромно улыбнулся, - но, в конце концов, сами видите...
- Ве...сьма рад, - сказал Семен, постепенно приходя в себя. - Добро пожаловать. Обалдеть... А вы что, так и будете смотреть на наш мир из этого окошка?
- Ну что вы, уважаемый Семон, это же так неудобно. Я хотел бы лично у вас поприсутствовать.
- Прошу, - повел рукой хозяин комнаты в сторону своих владений.
Таксилиан слегка смутился. Кашлянул в кулак.
- Тут, понимаете, есть одна тонкость. Как бы это объяснить, не углубляясь в высокие чародейские материи... В общем, чтобы кому-то попасть к вам, нужно, чтобы кто-то пришел к нам.
- Зачем? - изумился Семен.
Таксилиан, округлив глаза, пожал плечами.
- Клянусь вам, не знаю. Какой-то магический закон природы. Нельзя где-то чего-то убавить, если взамен ничего не прибавить. Примерно так. И в этой связи у меня к вам предложение, драгоценный Семон. Не хотели бы вы погостить у меня, пока я буду пребывать у вас?
- Чего?!
Таксилиан терпеливо, слово в слово, повторил последнюю фразу.
- Ну уж нет! - решительно ответил Семен. - Мне и здесь хорошо.
Он уже начал оправляться от потрясения и теперь приглядывался к магу со все возрастающим вниманием. И тот ему нравился все меньше и меньше. Вроде бы и слова вежливые, и выражение лица приветливое - но в глазах какое-то мельтешение, а улыбка уж такая милая, что кажется просто лисьей.
- О, вы не понимаете, от чего отказываетесь! Это изумительный мир! Волшебный! Во всех смыслах волшебный! У вас ведь ничего этого нет! Замки, рыцари, феи, драконы, принцессы, гномы, клады, таинственные приключения, далекие путешествия! Огромные возможности!
- Ну да, возможности, - сказал практичный Семен. - Как будто они всем доступны.
- Всем! Никаких ограничений! Все зависит только от самого человека. Конечно, дуракам и трусам путь заказан... Но вы же не такой! Вы, например, без труда могли бы стать рыцарем...
- Не люблю насилия, - отказался Семен.
- ...или трубадуром...
- Слуха нет.
- ...или чародеем...
- А что, можно? - заинтересовался Семен.
- Ну, разумеется! Разумеется! Это дело непростое, - честно предупредил Таксилиан, - но если очень постараться...
- А как стараться?
- Ну, надо много учиться... Зато потом! О, маг может вырасти хоть до Великого Магистра! Его совета будут спрашивать короли, его благосклонности будут искать красивейшие женщины...
- Что же вы не стали этим самым магистром? - скептически поинтересовался Семен.
Улыбка собеседника на этот раз выказала горечь и сарказм.
- Интриги, мой друг, интриги. Увы! Как говорится, только у мертвецов нет завистников. Таланту так и норовят вставить палки в колеса. Бесчестные люди всегда стремятся обидеть человека, наделенного благородством.
От таких слов недоверчивость Семена, разумеется, только выросла, а в душе зашевелились решительно нехорошие подозрения.
И в этот момент разговор неожиданно прервался. Раздался очень громкий, грубый, бесцеремонный стук в дверь. Семен недоуменно посмотрел в сторону своей прихожей - отродясь к нему так не ломились, - но тут же понял, что звуки шли из волшебного проема.
Маг Таксилиан повернул голову вправо. Потом он вдруг не глядя повел рукой перед "дырой", и звуки исчезли. Изображение тоже потускнело, но несильно, словно накинули вуаль.
Дальше было немое кино со сбившейся рамкой. Таксилиан, который, оказывается, сидел, вскочил на ноги, и стала видна его лиловая мантия от груди до пояса. Вдруг рядом с ним возникло другое туловище - большое, в потертом буром камзоле, - и здоровенные руки, сжимавшие странный топор с длинной рукоятью. Руки Таксилиана запорхали в отчаянной жестикуляции. Большие руки с топором замерли, как бы слушая, но с явным недоверием. Правая рука мага нырнула в мантию и вернулась обратно с какими-то монетами на ладони. Большие руки перехватили оружие покрепче и стали отводиться в сторону - чтобы ударить.
Мигом позже в проеме заполоскалась лиловая ткань - и маг Таксилиан влетел со стены на пол, прямо под ноги Семена.
В проеме за его спиной мелькнуло что-то стремительное. В мгновение ока "окно" исчезло.
- Магический кристалл! - возопил Таксилиан, сидя на полу и выворачивая шею назад. - Мой кристалл!
- А что такое? - спросил Семен, поджимая ноги к дивану, чтобы не отдавили. Он удивился произошедшему, но уже не так сильно - начал привыкать.
- Я не смогу вернуться!
- А-а... Понятно. Ладно, зато хоть жив остался, - попытался его утешить Семен.
Таксилиан посидел в позе отчаяния, потом выпрямился и сказал неожиданно спокойно:
- И то верно.
Он кряхтя стал подниматься на ноги. Семен тоже встал, сам не зная зачем: то ли из вежливости, то ли так, на всякий случай. Когда маг разогнулся, оказалось, что они одного роста.
- А кто это был? - с любопытством спросил Семен.
- Кредиторы подослали, - хмуро ответил Таксилиан, поправляя мантию. - Требовали долг вернуть. А где я им деньги возьму?
- И много должен?
- Порядочно.
- Ясно... А зачем хотел со мной местами поменяться?
Таксилиан помялся.
- Спрятаться хотел.
- А меня, что ж, вместо себя подставить?
- Ну...
- Так мы же вроде непохожи?
- Решили бы, что прячусь под чужой личиной, - мрачно ответил маг и замолчал совсем.
- Ясно, - задумчиво повторил Семен. - Стало быть, не сложилась карьера?.. Знаешь, а ведь в нашем мире у человека тоже неслабые возможности. У нас ведь мир науки и техники, - Семен подумал немного и добавил: - а также политики и торговли. Преуспеть каждый может. В принципе. Так что становись хоть знаменитым ученым, хоть президентом, хоть миллиардером - запрещать никто не станет! А для начала... Для начала есть у меня один знакомый бездомный, бомж, подрабатывает грузчиком на рынке. Так вот, он поможет тебе устроиться, хотя бы на первое время. А там все от тебя зависит!

0


Вы здесь » Путь мертвых » Ваши проблески болной фантазии) » Творчество Велького Прозаика в лице меня